Лондонские поляки, понимая, какую угрозу несёт цивилизованной Европе приближение большевицких орд, предвидя неизбежную послевоенную советскую гегемонию в этом регионе, должны были, во-первых, донести до руководства западных союзников всю опасность продолжения сотрудничества с Москвой.

Во-вторых, эмигрантскому правительству следовало выступить посредником между нацистской Германией и англо-американцами, способствовав заключению сепаратного мира, предусматривавшему возвращение к границам 1939 года. Пястовская Польша была хитроумным замыслом Сталина, стремившегося навечно поссорить Варшаву и Берлин, заодно закрепив свои приобретения.

Впрочем, если вышеозначенное покажется чересчур радикальным, и Европа ещё не будет готова принять такую точку зрения, польская историография может пойти и на Малую ревизию, заключающуюся, например, в том, что, несмотря на небывалый героизм, проявленный повстанцами, Августовское восстание оказалось преждевременным. Идея, лежащая в его основе, была, разумеется, правильной, но вот исполнение подкачало: начинать боевые действия следовало в тылу не немецких, а советских войск…