«Как там, в Ливии, мой Постум, или где там,// Неужели до сих пор ещё воюем?»

Это известная строчка Бродского, так сказать, квинтэссенция размышлений поэта на имперскую проблематику, размышлений, имеющих негативный финал: Империя – это зло.

Бродского понять можно: он слишком ненавидел Советский Союз, гражданином которого ему довелось быть более тридцати лет, чтобы рассматривать вопрос беспристрастно, попытавшись увидеть в смущающей интеллигентскую душу громаде нечто большее, чем бессмысленного монстра.

А между тем те войны, которые вела Римская империя во второй половине Первого века, и современником которых был Марциал, готовили наступление эпохи Антонинов, этого самого счастливого, по мысли Гиббона, периода в истории человечества, когда в течение столетия обширные территории, входившие в состав Римского государства, наслаждались миром.

Империя – чудище обло, озорно, огромно, но также одна из форм организации геополитического пространства, основанная на хрупком равновесии между напряжением на внешнем обводе и внутреннем покое. Одно невозможно без другого: непременно найдутся те, кто, находясь снаружи, посчитает мироустройство несправедливым и попытается его исправить – огнём и мечом.

Неспокойный фронтир, где стычки незамирённых варваров переходят из поколения в поколение, это такой же непременный атрибут Империи, как и триумфальные арки на столичных площадях.

Своими буколическими радостями забывшие о том, как выглядят сожжённые дотла деревни, подданные обязаны не только прелестному климату, но и иззубренным в боях ветеранам, состарившимся на ливийской и прочих границах.

Но на ливийской, учитывая, что Африка была римской житницей, особенно.