Мы стали общаться, вместе гулять. Сначала темы были абстрактные - искусство, литература. После, сблизившись теснее, можно было приступить к выяснению анкетных подробностей.
Разумеется, девушку более всего интересовало, кто у меня был прежде. Я не очень хотел распространяться об этом: материя достаточно деликатная, крайне непросто взять верную интонацию, потому лучше помалкивать.
Но, учитывая мой уже не столь юный возраст, отсидеться в кустах не получалось: сколь бы простодушная девушка ни была, поверить, что у парня на третьем десятке прошлое - чисто и не запятнано, она вряд ли смогла бы. Пришлось рассказывать, впрочем, максимально обтекаемо.
- И почему вы расстались? - возник неизбежный вопрос.
- Понимаешь, мы стали друг другу чужими людьми, что-то умерло в нас, - я пытаюсь сохранять дипломатичность, чтобы не проболтаться, что даже таким больным людям, как мне и моей бывшей, тоже надоедает есть друг друга живьём.
- Как ты думаешь, она переживала, когда вы разошлись? - спрашивает девушка, уже прикидывая, как может сложиться у нас, чем это кончится и что мы оставим в памяти о прошлом.
Но я этого не понимаю, меня заботит лишь не отозваться о своей бывшей чересчур тепло, показав, что она мне неравнодушна по-прежнему, и я бодро выпаливаю:
- Нет, я уверен, для неё это мало что значило. Нет, разумеется, нет...
- Да, правда? - в голосе девушке чувствуется разочарование.
Я понимаю, что прокололся, что надо было отвечать иначе: "Конечно, она переживает. И я переживаю. Это была часть нашей жизни. Но сейчас - это уже история. Мы оба перевернули страницу и не держим друг на друга зла".
Но уже поздно, и ошибку не поправишь: против моей фамилии появился минус.
