«Общага-на-Крови».
Если верить датировке, то это один из первых романов становящегося на наших глазах медийной персоной пермского писателя Алексея Иванова. Это достаточно случайное обстоятельство хронологического рода разом определяет смысл и значение книги: всегда увлекательно следить за тем, как тот и иной автор начинал, превращаясь в того, кого мы знаем и почитаем.
Однако «Общага», помимо чисто литературоведческого аспекта, обладает собственной ценностью: будучи весьма молодым, Иванов сумел показать себя крепким беллетристом, создав вполне читабельное произведение, которое, спустя почти двадцать лет, не кажется лишь ученическим разгоном к будущим достижениям.
Впрочем, если сравнивать книгу с более поздними работами, то невозможно не признать в ней наличие обширных слабостей и недостатков, естественных для того, кто только-только входит в большую литературу.
Во-первых, при вполне приличном объёме, «Общага-на-Крови» испытывает очевидный дефицит по части событий, которых можно считать значимыми. Нет, персонажи не сидят на месте, постоянно перемещаясь в пространстве, действие не замыкается в пределах одной комнаты; но столь важного драматургического движения, которое бесповоротно меняет вовлечённых лиц, ощутимо не хватает. Иначе говоря, происшествий разного рода – вплоть до суицидов и изнасилований – хватает, а вот с поступками некоторый напряг.
Во-вторых, определённые трудности возникают у Иванова с героями. Если с отрицательными персонажами никаких вопросов нет: негодяи показаны лаконично исчерпывающе, так что нет нужды в дополнительных обрисовках; то с лагерем условно «положительных» всё гораздо хуже. Образы получились мутными, бледными, лишёнными внятных мотивировок, слабо связанные со своим прошлым.
Особенно плох вышел главный герой, которого все называют «Отличник» и чьё подлинное имя так и не раскрывается. По сюжету, он, будучи на два курса младше своих друзей, пребывает у них в большом авторитете. Студенты, у которых за плечами нехилая биография, буквально преклоняются перед молокососом, который ещё невинен; а барышни – те наперебой норовят ему отдаться. Единственное, чем Отличник выделяется в своей компании, состоящей из незаурядных, в общажном масштабе, персон, это его успехи в учёбе. У нас в вузе, насколько помню, к ботанам относились с пониманием, но перед ними никто не стелился…
В-третьих, Иванов, у которого к двадцати двум годам, видимо, много чего накопилось по части общетеоретических рассуждений, не смог справиться с соблазном опубликовать всё это богатство – но не в виде сборника эссе, разбитого тематически, а снабдив героев собственными рассуждениями.
Для тех, кого интересуют взгляды молодого Алексея Иванова на Бога, природу творчества, таинство любви и т.д., «Общага-на-Крови» - это бесценный кладезь. Но остальным неловкие попытки выразить сокровенное, явно выстраданное, глубокое и заумное через диалоги молодых балбесов, которых, если вычесть внезапные профетические озарения, занимают только три вещи – выпить, покурить и присунуть, могут показаться несколько вымученными. В конце концов, никто не запрещал использовать авторские отступления, выделив их для удобства читателей. 
В-четвёртых, роману присуща явная диалогическая неровность. Разговоры, которыми полнится книга, очевидно распадаются на человеческие и литературные. И дело тут не только в нерастраченном авторском зуде к эссеистике. Бытовые и малозначимые сцены выглядят вполне натурально: поверить, что именно так общаются в среде позднесоветского студенчества не сложно. Однако переход к более серьёзному, даже когда не выясняют фундаментальные вопросы мироздания, и перо срывается, выдавая одну фальшивую ноту за другой.
Вот, например, как парень, который славен тем, что пользует всё, что шевелится, не брезгуя запредельными экземплярами, описывает свой разрыв с любимой девушкой: «А у меня и исчезла земля под ногами. <…> Я потерял не только Нелли, я потерял себя, способность любить, желание быть лучше. А ведь истина лежала передо мной открытой книгой, но мне скучно было её прочесть!» И так на десятках страниц.
Перечисленные упрёки довольно тяжелы. Но, как оказалось, Иванов умеет оперативно делать правильные выводы: его следующая книга – словно бы написана иным, бесконечно зрелым и мастеровитым литератором.