поскольку для него вопрос о том, как именно это делать, стоит гораздо острее – по причине существующих на этот случай стереотипов.
Допустим, Вы сидите вместе за одним столом с обманутым мужем, который, постепенно нагружаясь, рассказывает о своих злоключениях, напирая, в основном, на энергичную лексику: «Ну, что, что этой сучке не хватало? Я же для неё всё делал… Шмотки – пожалуйста, в Египет – пожалуйста. Машина нужна, я кредит взял. Блядь!! Все они бляди, ненавижу! Убивать этих сук надо». Мужчина переходит на крик, потом замолкает, смотря куда-то в сторону.
Вы, конечно, сочувствуете человеку: у него действительно случилось в жизни горе, но отделаться от гадливости, видя эти слёзы, слыша эти всхлипы, не получается. «Да-да», - киваете вы в ответ, раздумывая, под каким предлогом удобнее прервать этот вечер исповеданий несчастного рогоносца…
А теперь представим, что за тем же столом такая же жертва женского коварства, только этот мужчина сух, сосредоточен, немного бледен. Он скупо выкладывает детали: «Женаты семь лет. Дочери пять. Недавно в детский садик пошла. Всё было нормально. Всё как обычно: работа – дом – работа. По выходным к тещё или по магазинам. Ни о чём не подозревал и не думал никогда. Вечером однажды на её телефон СМС пришло. Я и смотреть не хотел, хотел сразу ей телефон отнести. Но что-то дёрнуло, нажал, а там…»
В этот момент голос мужчины заметно дрожит, он запинается, но заставляет себя продолжать – тем же сухим протокольным голосом. Он продолжает говорить, а мы его уже не слушаем, потому что, по неброской этой детали, понимаем и ощущаем, в каком аду очутился наш собеседник, что, как бы мы ни хотели, это нельзя ни с кем разделить, с этой мукой каждый гаснет в одиночку: чтобы создать семью, нужны двое, чтобы её погубить, хватит и одного.
