Первая мысль: конечно, проза, о чём тут ещё рассуждать… Однако начал вспоминать когда-то слышанное и понял, что не всё так просто, поскольку если подходить строго, то устные рассказы, по своей лаконичности и ориентации на передачу действия, ближе к драматургии – в её кинематографическом изводе.
Поясню это на примере. Допустим, есть простая ситуация: герой встречает незнакомую женщину в своём дворе.
Вот как это покажет прозаик:
«Вечерело. Тяжёлые сине-фиолетовые тучи наползали на красный диск солнца, показавшийся между двумя дальними панельными башнями. Поднявшийся сильный ветер, предвестник близящейся грозы, гнал первые жёлтые листья по чёрной асфальтовой полынье – вдоль бордюров и припаркованных машин.
Иванов, грузный сорокалетний мужчина, в клетчатой рубашке с коротким рукавом и серых, давно не глаженых брюках, стоял у подъезда и задумчиво курил. Он стоял здесь уже четверть часа, надо было подниматься к себе в квартиру, но какая-то непонятная тоска, какое-то тревожащее ожидание заставляло его смолить вторую подряд сигарету – удобный предлог, чтобы только не открывать дверь, чтобы только не возвращаться в свою прокуренную однушку, доставшуюся ему после развода.
Сигарета тлела слишком быстро, ещё немного, и её придётся выбросить, постаравшись попасть бычком в мусорный бак. Это займёт совсем немного времени, и тогда всё равно придётся доставать ключи.
Иванов затянулся в последний раз и вдруг увидел её. Она шла к его подъезду – молоденькая веснушчатая девчонка в белом, очень простом и одновременно нарядном платьице, держащая в руках клочок помятой бумаги, отсчитывающая на ходу номера подъездов.
- Вы не подскажете, - обратилась девушка к смотрящему ей прямо в глаза, подобравшемуся Иванову, - это второй корпус?
В груди Иванова что-то заныло, что-то давнее, из юности, которое, казалось, навсегда ушло и не могло больше никогда возвратиться. Он поспешно выбросил окурок и хриплым, взволнованным голосом ответил:
- Да, конечно, это второй корпус. А там дальше – третий. А Вам какой надо – второй?
Девушка остановилась, улыбнулась, блеснув мелкими белыми зубами, и, протянув к Иванову клочок, сказала».
Вот как то же изобразит кинодраматург:
«Сцена 1. Натура. Улица. Вечер.
Иванов. Галина.
Двор многоэтажного панельного дома. У подъезда курит ИВАНОВ. К нему подходит ГАЛИНА с бумажкой в руках.
Галина (Иванову). Вы не подскажете, это второй корпус?
Иванов (выбрасывая сигарету). Да, это второй.
Галина показывает бумажку Иванову».
А вот как это будет выглядеть в устной передаче:
«Короче, стою я, значит, вечером, курю. У себя перед подъездом стою. Ага. И вижу: девка ко мне подходит. Ничё такая девка, я бы вдул, короче. И говорит: это, мол, второй корпус? Ага, говорю, второй. И тут она тормозит прямо передо мной и…»
Очевидно, что обнаруженная бедность устного рассказа сближает его с драматургией, превращая их в двоюродных брата и сестру, которые явно проигрывают прозе – в смысле красочности повествования.
Однако эта изобразительная скромность не является недостатком – в конкретных условиях существования того же устного рассказа, поскольку опытный акын умеет зацепить слушателя необходимым крючком, вовремя провоцируя интерес и оттягивая его удовлетворение до самого финала: в конце концов, кто откажется выяснить, так вдул он всё-таки этой бабе или только еблом прощёлкал…
