Одна из бед нынешнего отечественного кинематографа, отягощающего и без того непростое его положение, это – убийственная серьёзность во всём, что касается собственного творчества.
Недавно вступивший на киношное поприще Василий Сигарев, увы, не избежал общего поветрия: его вторая полнометражная картина, которая, по идее, должна была стать существенным шагом вперёд в личностном развитии, на самом деле есть вымученное, тягучее, занудливое зрелище, характеризуемое одним коротким словом – «муть».
А ведь всё могло быть иначе, если бы режиссёр и, по совместительству автор сценария, отказался от пафосного намерения
Кстати, про велосипед-убийцу – это не моя не слишком удачная шутка, но реальная фишка из картины: все три параллельно существующие истории связаны через этот самый велосипед, которому стоит появиться вблизи персонажа и – пиши пропало, жди большой жопы в недалёком будущем.
Но, к сожалению, Василий Сигарев начисто лишён вкуса и юмора, вследствие чего зрителя подстерегают два полных часа квалифицированных издевательств, когда первые минут пятьдесят приходится делать вид, что ты невероятно захвачен тем инвалидным саспенсом, который выжимает добравшийся до приличной аудиотеки режиссёр, а остальные час десять изображаешь, что совершенно не знаешь, чем всё закончится, хотя минимальный вменяемый сюжет уже давно завершился, и ты покорно ждёшь, когда автору надоест играться и он поставит точку.
В чём заключается беда Василия Сигарева как творца? В том, что, по масштабу дарования, он – замечательный диалогист, который ценит и любит чужую живую речь, умеет выхватывать её из шумового потока и с ней в дальнейшем работать.
Однако стоит ему взяться за более серьёзную задачу, и пробелы способностей категорически дают о себе знать: полнометражный игровой фильм предполагает в качестве своей основы историю особого рода, которую невозможно имитировать или взять числом.
Именно это и произошло с Сигаревым – к большой печали всех поклонников отечественного кино, всякий раз отчаянно верящих
Тогда он решает зайти с другого конца: потеряв в глубине проработки, вывернуться за счёт тактически верной широты охвата, пустив три самостоятельные новеллы, не сменяющие друг друга, но развивающиеся параллельно.
Итог не заставляет себя ждать: отказ от подетального развёртывания означает комкание повествования, грубое вмешательство в логику наррации. Следствием этого становится деформация персонажей, которым, вместо поэтапного представления, когда раскрывается прошлое и обозначаются коллизии и конфликты, когда прорастают первые ростки зрительской симпатии, приходится вваливаться в экранное действие – прямо с середины.
Дефицит времени для полноценной презентации заставляет Сигарева форсировать событийный ход, скатываясь к протоколированию – вместо рассказывания, когда подробности и обстоятельства приобретают иное, небытовое, назначение, когда рождается то, что принимается с замиранием, с боязнью пропустить хотя бы слово.
Это особенно заметно в линии про завязавшую с зелёным змием мать семейства, когда героиня принуждается авторским произволом к пространным монологам – исключительно ради информирования аудитории, которую лишили возможности увидеть и которая теперь обязана восполнять недостаток знания лекцией.
Изначальный композиционный изъян к финалу ничуть не преодолевается, но лишь усугубляется: избавленные от возможной приязни и сочувствия персонажи очень быстро превращаются в сюжетные функции, в безропотных проводников режиссёрского замысла.
Отсутствие минимальной зацепки к сопереживанию (концентрирование житейской мерзости – это дайджест из новостных лент, но ещё не художественное произведение) порождает обратный эффект: самые драматические сцены смотрятся изощрённой пародией, когда блистательная актёрская работа, работа на грани безумия, только оттеняет провальное ничтожество картины.
Ещё один российский режиссёр уверенно сработал на мусорное ведро. Что ж, последние двадцать лет это – не новость, но обыденность.
