Говоря о новой совместной работе российских и белорусских кинематографистов, приходится быть чрезвычайно осторожным, чтобы не дать волю чувствам, отыскивая в картине нечто если и не слишком хорошее, то, по крайней мере, занимательное и нестыдное, поскольку, глядя вчуже, "Уланская баллада" есть то, что полностью исчерпывается тремя словами: трэш, угар и содомия...
Однако мы не станем искать лёгких путей, вследствии чего попытаемся обнаружить то, что мало-мальски извинит съёмочную группу, избавив её от вселенского позора, позора, до которого прежде поднимался, или опускался, только один режиссёр нашего кино - легендарный Георгий Юнгвальд-Хилькевич.
Единственное, что способно хоть как-то отмазать творческий коллектив от справедливого зрительского гнева, это свалить всё на продюсера, который, по совместительству является и автором сценария, разведя замысел и его реализацию
Задумывалось всё недурно: представить романтическо-приключенческую сагу, ведущую своё происхождение из Средневековья, в новом, постмодернистком облике, как его понимают на студии "Беларусьфильм", иначе говоря, перетолковать популярный жанр - с учётом эволюции постсоветской кинематографии, вобравшей в себя множество забугорных наработок.
Но вот реализация подкачала, причём главная беда - это не категорический мискастинг, скомканная композиция, неровность повествования и перебивки интонации, отсутствие мотивации и логические нестыковки, а применение популярной ныне схемы "1+4", когда материала снимается на четыре серии, а в прокатной версии дай Бог, чтобы было в нетто исчислении хотя бы две.
От этого вся конструкция непоправимо едет, представляя, при прочих слабостях сценарного характера, не говоря уже о безудержной анахронизации всего и вся, касающегося наполеоновской эпохи, тяжёлый бред заполошного драматурга, вынужденного латать нарративное одеяло - что Тришкин кафтан.
Вот если бы нас в просмотровом зале оставили бы часа на четыре, то тогда, возможно, "Уланская баллада" не смотрелась бы столь дико и нелепо, тогда в этой истории, не исключено, появилась бы некая волнующая интонация, тогда бы явно конъюнктурная, беззастенчиво датная постановка не выглядела бы как приложение номер такое-то к финансовому отчёту.
К большому сожалению, всё было сделано не так, отчего, наряду с художественным провалом, мы имеем серьёзный геополитический промах, причём совершённый на весьма важном в последнее время направлении, чьё значение особенно выросло после авиакатастрофы под Смоленском.
Дело в том, что авторы фильма, неизвестно, умышленно или нет, своей работой протягивают руку дружбы польскому народу. Как известно, один из корпусов Великой Армии, вторгшейся в июне 1812 года в пределы России, был польский, причём ляхи не были подневольными соучастниками агрессии, как какие-нибудь вестфальцы, которым не за что было рядиться с нами.
Нет, поляки сознательно и с энтузиазмом шли громить москалей, надеясь рассчитаться за все прежние унижения. Ни один из двунадесяти языков, пришедших в Россию, не имел к нам таких давних счётов...
Всё это авторы "Уланской баллады" предлагают забыть, сведя множество сюжетов того грозного года единственно к противостоянию русских и французов; поляки, хоть они верой и правдой служили Наполеону, выводятся за скобки.
Более того, по ходу фильма возникает своеобразное братство по оружию, когда уже наши добры молодцы и польский улан, плечом к плечу, бьются с особенно негодяйским подданным великого императора, словно бы их не разделяли столетия исторической вражды.
Апофеозом же нарождающегося экранного единения, напоминающего о золотых временах Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи, оказывается любовная линия главных героев, польки и русского, которые, словно предчувствуя грядущее образование Царства Польского в составе России, клянутся друг другу в своих чувствах.
Какой великолепный, мощный, истинно державный ответ на поток русофобской мути, льющейся с вислянских берегов, всех этих "Катыней" и "Варшавских битв"... Однако, увы, ответ этот пропадет втуне: в тех дымящихся руинах, что представляет собой "Уланская баллада" в её нынешнем изводе, его просто не разглядеть.
А жаль, поскольку жест мог получиться оглушающе эффектным: Россия действительно не помнит зла к тем, кто подмахивает по-мелкому, с послушного орудия в чужих цепких руках нет спросу.
