когда авторские намерения вступают в прямое противоречие с фактурой, в результате чего текст получается настолько некомплиментарным по отношению к самому себе, что становится странно, отчего Леонид Осипович, человек, судя по его воспоминаниям, осторожный и неглупый, решился обнародовать это.
Время действия - Первая Мировая. Молодой Утёсов, который прежде умудрялся избегать военного призыва, наконец-то забрит и отправлен... Нет, не на фронт, по авторскому выражению, "грязь месить, вшей кормить", а в запасной полк, который расположен в родном городе нашего героя - Одессе.
Утёсов довольно скупо распространяется насчёт своей службы, но из разрозненных замечаний становится понятно, что его задача - обучение новобранцев, которые через пять недель попадают в маршевые роты, а дальше - в самое пекло войны.
Служба, учитывая дальнейшую судьбу своих подопечных, непыльная, тем более что на подхвате всегда есть фельдфебель Назаренко (иногда автор именует его "подпрапорщиком"), непосредственный начальник Утёсова, который, когда у Леонида не выходит объяснить плохо знающим русский язык парням воинскую науку, помогает своему подчинённому - вразумляя непосредственно кулаком.
Назаренко Утёсов откровенно не любит, рисуя его не только грубым, невежественным, но и физически отталкивающим - "кургузым, белёсым, гнилозубым", хотя, если разобраться, ничего плохого лично ему этот фельдфебель не делает: сплавить в действующую армию не пытается, обращается исключительно на "Вы", рук, понятное дело, не прикладывает.
Более того, Назаренко, столкнувшись с тем, что рядовой Утёсов публично проявляет внимание к его жене, не пытается избавиться от неожиданного кавалера понятным и эффективным способом, оставаясь при этом лично вне подозрений, но регулярно выписывает тому увольнительные в город - и не на один день, а на целую неделю.
Этими увольнительными Утёсов с удовольствием пользуется, навещая жену и дочь, однако ему мало просто наслаждаться тихим семейным счастьем в условиях, когда миллионы его соотечественников не могут и мечтать о чём-то подобном.
Утёсова смущает, что его армейское жалование составляет всего лишь тридцать две копейки, этого действительно мало, что прокормить жену и дочь в условиях военной дороговизны, и он договаривается с полковым фельдшером, чтобы тот устроил ему трёхмесячный отпуск по "болезни сердца".
Получив заветную бумагу, Утёсов подписывает контракт на гастроли в Харькове - с гонораром в тысячу восемьсот рублей в месяц - и отправляется, как есть в военной форме, к месту назначения - в тамошний театр миниатюр. Утёсов на седьмом небе, единственное, что огорчает: он по-прежнему солдат, а значит, ему нельзя находиться в ресторанах.
Однажды он пренебрёг этим, был пойман во время облавы, доставлен к городскому коменданту для объяснений. Но, судя по тому, что Утёсова, с его липовой справкой, не разоблачили и не предали суду военного трибунала как дезертира, объяснение прошло благополучно.
Однако Утёсов этот эпизод не забыл и, когда до Харькова докатилась весть о свержении монархии, в компании четырёх студентов, отправился арестовывать этого коменданта, чтобы, удовлетворив свою мстительность, произнести: "Господин полковник! Именем Революции..."
Итак, какой возникает образ Леонида Утёсова, если отбросить традиционные проклятья по адресу царского режима и взглянуть на эту историю так, если бы дело происходило не в России, а, например, во Франции?
Есть человек, который умеет ловко устраиваться везде, где бы он ни оказался. Пока сотни тысяч "серых шинелей" проливают кровь, Утёсов комфортно тянет лямку, ненадолго покидая супружескую кровать. Освоившись и обрастя нужными связями, он возобновляет свою актёрскую карьеру, совершенно не опасаясь возможной огласки и последующих неприятностей.
Безусловно, во всякую турбулентную эпоху появляются личности, кому война не война, а именно мать родна. Традиционно такую публику принято презирать, справедливо считая накипью, потому довольно загадочно, отчего Леонид Осипович, которого никто не принуждал к компрометирующей откровенности, так здорово подставился.
Очевидно, свою пагубную роль здесь сыграло иное, по сравнению с нынешним, восприятие николаевской эпохи: для людей одного с Утёсовым поколения всё, что было сделано против тогдашних устоев, оказывалось автоматически оправданным - вплоть до откровенного криминала, и жульничанье со справкой рифмовалось, в рамках революционного дискурса, с цареубийством или флотским мятежом.
Сейчас ориентиры сместились, и гордиться удачливым жлобством, когда в биографии хватает действительно незаурядных свершений, есть обидный для всякого почитателя таланта Утёсова выверт авторского сознания.
