всегда удивлялся, отчего большевистский режим испытывал серьёзное непонимание с зарубежными коллегами по левому движению, которые стояли на социал-демократических, а порой и вообще на коммунистических позициях.
С иностранными правыми, центристами, единомышленниками эсеров или даже меньшевиков всё было более или менее ясно: большевики – это идеологический и политический противник, который должен быть элиминирован; но вот свои…
Ответ на это недоумение по поводу событий почти столетней давности дали, как ни странно, нынешние украинские коллизии – в той их части, где волей-неволей приходится сравнивать практику текущего режима и предшествующего.
И действительно, встречая, например, сообщения о том, что организатор Третьего майдана в Киев был не только задержан, после того, как лагерь протестующих оперативно ликвидировали под покровом темноты, но вывезен в лесополосу, где его избили, а потом выбросили, - очень трудно удержаться от вопроса о том, чем действия украинских силовиков отличаются от того, что творили сатрапы Януковича до победы Революции достоинства?
Понятно, что столь вопиющее сходство в методах не замазать ничем, а потому единственным ответом будет перевод темы с низости средств на возвышенность цели: для построения свободной европейской Украины общество должно быть единым, дисциплинированным и устойчивым к любым провокациям; если для этого придётся кое-кого отправить в лесополосу, то будущие поколения простят нам такую жестокость и нас, из своего прекрасного далёка, оправдают…
По-видимому, большевики отбивались от нападок коллег, шокированных размахом применяемого насилия по отношению и к социально дальним, и к социально близким, аналогичным образом, отвергая, впрочем, напрашивающееся уподобление со своими предшественниками: наш террор сущностно не сходен с террором царским, поскольку преследует иные цели и результатом его будет не сохранение тирании отживающего свой век класса, но фундаментальное преображение России.
Является ли такая апелляция к принципиально не верифицируемому будущему (горизонт исполнения обещания имеет тенденцию сдвигаться) абсолютно убедительной – история отдельная. Судя по наличию скептиков и прежде, и сейчас, кое-кого такая риторика не цепляет.
Но, и в этом заключается проклятие всякого реформатора, радикального или не очень, никаких иных аргументов, кроме «Не мешайте нам делать так, как это у нас получается, не заглядывайте к нам на кухню, а ждите, пока мы вынесем наш праздничный торт», у этих трансформаторов социума нет.