Алексея Германа-младшего есть любопытная короткая сценка.
Главный герой приходит в одну из больших ленинградских квартир, где собирается местная интеллигенция. Иосиф Бродский читает свои стихи, публика внимает. Бродский заканчивает читать, видит среди гостей Довлатов, радуется и, с подъёмом, говорит, что познакомит того с потрясающей женщиной, которая думает, что Джойс – это напиток.
Довлатов ответ смеётся, а у меня, вместо ожидаемого смеха, леденеет внутри от обиды за Бродского, который, прихотью авторов картины, оказывается вдруг, вместо мудрого и всё понимающего творца, недалёким снобом, по-детски радующимся, когда находится кто-то, кто глупее тебя.
И ладно бы это был молодой Бродский, которой только открывал для себя мир высокой культуры и потому так жадно хватался за все эти внешние признаки образованности, которая оборачивалась всего лишь духовным потреблением выше среднего.
Нет, в фильме Германа Бродскому тридцать один год, у него за плечами не только неизбежное взросление, но и ссылка, когда он имел возможность наблюдать иную Россию – не слишком эрудированную, но заботливую к ленинградскому парню с переломанной судьбой.
В конец концов, за тунеядство его закрывали как раз те люди, которые имели представление о том, кто такой Джойс и не только Джойс, но и весь список титулованных западных писателей, перпендикулярных советской литературе.
Однако германовский Бродский напрочь лишён этой мудрости и потому цепко высматривает того, кто входит в избранный круг элитариев, а над кем можно походя поглумиться, разделив эту радость со своим.
Впрочем, мой спич не об этом. Если сделанная Германом зарисовка верна, то за сорок с лишним лет наше общество изменилось чрезвычайно. Ныне феномен квалифицированного духовного потребления окончательно исшаял: чтобы выяснить, кто есть Джойс, не надо никаких усилий – вроде посвящённого человека, который барыжит эзотерическим знанием, как фарцовщик джинсами, достаточно набить в поисковике.
Но люди не могут не делиться на сословия, придумывая иерархии, в которых они непременно окажутся на верху, а все прочие – под шконкой. Потому вопрос: как сейчас возникает принадлежность к избранному кругу, когда эрудицией никого уже не удивишь? Что должен сегодня делать желающий возвыситься над ближними – в разрезе умственного превосходства?
Не смотреть телевизор? Но это тешить лишь отчасти, ибо носит отрицательный характер. Нужно ещё что-то утвердительное, что-то, чем обладают немногие, единицы.
