Михаил Идов, скорее, невольно, чем вольно, снял совершенно замечательный фильм – проницательный, правдивый и чрезвычайно многое объясняющий в том, что случилось с нами в последние тридцать с лишним лет.
Как это у него получилось? Благодаря филигранному выбору главного героя, на долю которого и выпало исполнение авторской сверхзадачи, – заслуженному работнику увеселительного жанра Борису Аркадьеву.
Аркадьев, еврей из Гомеля, как он сам рассказывает о себе, в конце 50-х перебрался в Москву и за это время, т.е. к лету 1984 года, сумел сделать неплохую карьеру. Он – популярный юморист, чья известность носит, благодаря телевидению, всесоюзный характер.
У него приличная многокомнатная квартира, видеомагнитофон, импортного происхождения одежда. Он сладко ест, вкусно пьёт, увлекательно скачет в постели с молоденькими поклонницами. Он не знает бытовых проблем, его никто не преследует, над ним ничто не капает: крепкий тыл, прекрасные дети, пробивная жена.
При этом Борис Аркадьев люто ненавидит своих почитателей, хотя не может прожить без их обожания – ни в материальном, ни в эмоциональном плане; считает себя непризнанным гением и продолжателем традиций великой русской литературы – прямиком от Гоголя, не меньше; очень переживает из-за того, что вынужден пребывать в маразматическом позднем Совке.
Даже слепому становится ясным, что этот холёный, преуспевающий, нехило зарабатывающий артист больших и малых домов культуры непременно должен взорваться и совершить какой-нибудь героический поступок, потому что честному человеку невозможно оставаться приспособленцем и конформистом в этой удушающей атмосфере лета 1984, когда до прихода Минерального секретаря остаётся всего ничего.
И Борис Аркадьев совершает этот поступок, повергая зрителей в искреннее смятение. Случается это в элитном банном комплексе – в окружении сотрудников Комитета государственной безопасности, куда Аркадьев попадает с банкета в честь юбилея супруги генерала ГБ Ясенева.
Что может сделать наш мятущийся интеллигент и наследник русской классики. Самое очевидное – сжечь себя, как Ян Палах, в знак протеста против унижений свободной личности: гебисты, вот поразительно, потребовали от специально приглашённого комика весёлых шуток.
В крайнем случае, разразиться монологом примерно в таком духе: «А вы, презренною толпой стоящие у трона, свободы, гения и славы палачи!..», присовокупив много горьких и справедливых строк про неверную политику партии в области искусств и гуманитарных наук.
Однако Аркадьев находит третий путь – путь взбунтовавшегося хама, на которого в присутствии начальства вдруг нашло помрачение. Сначала он одаривает аудиторию политическими остротами сомнительного свойства – про без пяти минут находящегося в могиле Черненко, который действительно в эти месяцы стремительно умирал, про мумию Ленина с фаллосом Распутина. Потом, окончательно осмелев, Аркадьев решает нанести завершающий удар, принявшись высмеивать дородную супругу генерала, теряя последние капли остроумия и забавности.
Слушать раздухарившегося Аркадьева невыносимо, но не потому, что испытываешь страх за судьбу отчаянного героя, намеренного не пощадить себя ради минуты вольного слова, минуты настоящей жизни, а по причине испанского стыда: «Борис, ты же умный, с большим вкусом человек, неужели ты считаешь, что речь висельника должна звучать так?!» Впрочем, висельником Аркадьев не становится: внезапно в его бунт вмешиваются обстоятельства непреодолимой силы, и поток острот стихает.
На этом история, в общем, закругляется; Идов рассказ обрывает, но нам ничего не мешает пройтись чуть дальше по прочерченному автором пути, представив, что случится с его героем совсем скоро. А совсем скоро начнётся Перестройка, и Аркадьев, которому чекисты обещали муки и кары, превратится во властителя дум – острого, едкого, безжалостного борца с КПСС и всей советской системой.
Очевидно, что в те безумные годы карьера Аркадьева совершит ещё один взлёт, и он станет не только членом какого-нибудь демократического движения, но и депутатом, а после Августа 1991 – особо приближённым к верхушке уже новой только что победившей власти.
Аркадьев не будет вылезать с телевизионных и радийных эфиров, убеждая бывших советских граждан в прогрессивности и благостности ельцинского режима, превратившись в лидера общественного мнения, с которым волей-неволей придётся считаться.
Аркадьев достигнет вершины – доступной юмористу, будет пасти народы, получать премии и государственные награды, но он так и останется в душе холопом, покорно обслуживающим своих хозяев. И совершенно не важно, под каким именно они знаменем.
А что до бунта в чекистской бане, то Аркадьев и его сумеет выгодно продать, представив эту выходку как дерзкий мятеж, а себя – как несгибаемого диссидента, Манделу и Сахарова в одном флаконе.
Повторюсь, ничего этого Идов не показывает, но, вспоминая жизненные перипетии бывших советских, а ныне российских работников шутейного цеха, не исключая и недавнего кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» третьей степени, вообразить, что у Бориса Аркадьева маршрут будет именно таким, совсем не сложно.
Из хама не выйдет пана – убеждает нас своим фильмом Михаил Идов. Вот если бы он ещё разъяснил, как этих хамов повыгонять с насиженных за десятки лет мест…
