– тридцатилетие объединения Германии. Для немцев этот день, понятно, праздничный, а вот для нас? Сейчас, пересматривая фильмы исчезнувшей ГДР, ловишь себя на удивительном впечатлении: в них русские показаны как представители высшей расы, как граждане первого сорта, как действительные юберменши.
Понятно, что в тогдашних условиях вряд ли могло быть иначе: старшего брата, как сегодня американцев, обижать нельзя. Но одно дело такой официоз в исполнении болгар или румын, и совсем другое – от деятелей культуры ГДР, которые пусть и восточные, но всё же немцы, подлинно великая и отчасти ужасная нация.
Потому особенно приятно, запустив биографический фильм про саксонского коммуниста Эрнста Шнеллера, прошедшего ландтаг, Рейхстаг и Заксенхаузенлаг, обнаружить в картине огромный фрагмент про попавшего в плен русского генерала Зотова, которого играет Сергей Бондарчук (не самая известная его роль, этакий отголосок «Судьбы человека»), умело переходящий с русского на немецкий.
Энтузиазм кинематографистов ГДР настолько могуч, что на какое-то время Зотов полностью вытесняет из повествования главного героя, но не переигрывает, ибо внешне менее эффектный Хорст Шульце способен быть обаятельным и неброским.
Это выглядит даже несколько неприличным: нам обещали рассказать про Шнеллера, а показывают, как Зотов, претерпевая смертные телесные и душевные муки, сопротивляется нацистам, вздумавшим заставить того перейти к Власову и позвать за собой других военнопленных.
В итоге план врага срывается: предателей среди измученных красноармейцев не оказывается, а Шнеллер и Зотов становятся друзьями и даже планируют поднять восстание в лагере. Забавный момент: Шнеллер учит русский, чтобы лучше понимать товарища, преподает ему поляк, который, называя цвета – «красный», «чёрный», «жёлтый» – заставляет своего ученика запомнить ещё и некий «лазур», более понятный как «blau».
Восстание не удаётся: Шнеллера, в числе других заключённых, расстреливают раньше. Те, кому повезло в эту ночь, находят завещание Шнеллера и читают его вслух, обращаясь не столько друг к другу, сколько к зрителю, которому в 1977, тридцать лет спустя после гибели немецкого коммуниста, казалось, что его дело победило окончательно и бесповоротно.
И хотя Шнеллеру не получилось, как он планировал в начале 20-х, собрать повстанческую армию и устроить поход на Берлин (любопытная откровенность в биографической картине: политическая карьера Шнеллера началась с противодействия Капповскому путчу, но с Веймарской республикой он был готов расправиться точно так же, как и его оппоненты), всё равно первое государство рабочих и крестьян на немецкой земле, пусть и с иностранной помощью, состоялось.
3 октября в эту уверенность внесло свои коррективы. Прежде всего для немцев, но и для нас, как выяснилось, тоже: никакие мужественные генералы Зотовы в нынешнем германском кино невозможны по определению.